Автор букета шлягеров (их пели Мария Пахоменко, Андрей Миронов, Муслим Магомаев, Анна Герман и другие), мюзиклов, оперетт, опер (их поставили Георгий Товстоногов, Игорь Владимиров, Александр Ширвиндт), музыки к фильмам («Трое в лодке, не считая собаки», «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Труффальдино из Бергамо») впервые за последние полвека встречает день рождения без своей Музы, жены и соратника, народной артистки России, первой советской обладательницы Гран-при конкурса «Золотой Орфей» Марии Пахоменко... В этот красивый солнечный день в Петербурге не хочется вновь вспоминать историю семейной трагедии Колкера-Пахоменко, оставившей композитора в непрекращающихся судах с родственниками и, по сути, в одиночестве.
Александр Наумович назначил нашим питерским корреспондентам встречу на Австрийской площади, в книжном клубе, где они любили бывать и выступали с Марией Пахоменко. На стене их портрет, в центре зала фортепиано, а в портфеле у Колкера фотографии, афиши, с них смотритсемейная пара, которой 54 года восхищался весь Петербург… Рассказывая про свою жизнь, маэстро не мог сдержать слез – и боли, и радости.
- Александр Наумович, Мария Пахоменко в 1971 году первой из советских эстрадных певиц (раньше Аллы Пугачевой) выиграла Гран-при на международном конкурсе «Золотой Орфей» в Болгарии… Расскажите, каким был тот звездный час?
- Екатерина Алексеевна Фурцева (легендарный советский министр культуры. – Прим. Авт.) прислала в «Ленконцерт» телеграмму с приказом командировать артистку Пахоменко на «Золотой Орфей». Маша уже спела нашу первую песню «Качает, качает…» из музыки к спектаклю по роману Даниила Гранина «Иду на грозу», уже «качало» всю Россию, и министр Фурцева приказала директору «Ленконцерта» Григорию Коркину отправить Пахоменко на международный фестиваль песни в Болгарии… А где взять концертное платье? А кто сделает прическу – у Маши волосы до щиколоток? А кто займется макияжем? Кто напишет партитуру для большого симфоджаза в Болгарии?.. Но мы кое-как справились. «Ленфильм» сшил Маше роскошный костюм, который остался, как у Эдит Пиаф, на всю жизнь, Саша Колкер написал партитуры для большого оркестра, и Маша поехала на этот фестиваль...
- А как вы, выпускник ЛЭТИ (электротехнического института имени Ульянова (Ленина), смогли написать партитуры для большого оркестра?
- Саша Колкер окончил не только ЛЭТИ, но музыкальную школу по классу скрипки, а потом играл во всех танцбэндах в Мраморном зале (знаменитых на весь Ленинград танцевальных вечерах во Дворце имени Кирова, на Васильевском острове. – Прим. Авт.)
- И этого хватало, чтобы партитуры писать для международных конкурсов?
- Для кого-то не хватало, но я постепенно стал профессионалом. Экстерном окончил Консерваторию, учился на семинарах начинающих композиторов в Союзе композиторов, проходил анализ формы, гармонию и так далее – все это изучил. И тут же применял знания на практике, зарабатывая по 20 копеек за партитурный такт, оркестровал песни Носова, Прицкера, Соловьева-Седого, Колмановского, Пахмутовой. Я приносил оркестровку Александру Александровичу Владимирцову (легенде ленинградской эстрады. – Прим. Авт.) в его эстрадно-симфонический оркестр, и мне платили 20-30 рублей. Это были большие деньги…
Но вернемся к «Орфею»... Советская артистка Мария Пахоменко приехала в Бургас, и кто-то ей посоветовал: «Маша, прекрати, никто тебе прическу здесь делать не будет, визажисты и гримеры заняты своим делом». А Маша была скромной женщиной, сама навязываться не хотела. «Распусти волосы водопадом, чтобы они увидели эту немыслимую вещь – волосы до щиколоток!» Она так и сделала и вышла на сцену. Перед ней выступала венгерка Катя Ковач, которая пел хулиганскую песню «Как я потеряла свою невинность»… А Маша пела чистую лирику Пахмутовой «Я тобой переболею, ненаглядный мой…», мою песню «Чудо-кони» и мелодию болгарского композитора Виктора Раевича «Дон-Кихот», неизвестную, но это было условием участия в конкурсе.
- Вы, конечно же, были рядом с женой!
- Меня не выпустили в Болгарию. В те годы считалось нонсенсом: как это, мужа с женой вместе выпустить за границу? Никогда в жизни! Чтобы получать хоть какую-то информацию, я звонил в наше консульство в Варну, в посольство в Софию: «Скажите, как моя Марусечка, как она выступила? Я умираю!» Мне отвечала дама, и я по телефонному разговору и ее голосу понимал, что у нее на голове хала (модная в ту пору прическа. – Прим. Авт.): «Уважаемый Александр Наумович, у нас такая текучка, столько дел! Мы не могли в Бургас подъехать на конкурс «Золотой Орфей», но видели по телевидению, что всем по одному букету цветов дарили, а вашей Машеньке три букета»… Спасибо большое, что хоть это!
- «Золотой Орфей» был тогда престижнейший эстрадный конкурс! И теперь его уже лет десять нет…
- Нет уже и конкурса песни в польском Сопоте, куда я ездил от Советского Союза членом жюри…
Так вот, на том «Золотом Орфее» 1971 года жюри под «все дела» и под кавиар просидело всю ночь, решая, кому второе место, кому первое, кому Гран-при. Утром, покачиваясь, они вышли и объявили: «Третье место - Кате Ковач, второе, первое - кому-то еще, а Гран-при присуждается молодой ленинградской певице Марии Пахоменко!» Она, извините, офигела, не понимала, что происходит, а к ней подошли и сказали: «Маша, ты завоевала Гран-при!» На радостях она побежала звонить Фурцевой, чтобы по телефону сообщить радостную новость. Екатерины Алексеевны не было, трубку взял Завен Гевондович Варданян, помощник Фурцевой по музыкальным вопросам. И Маша как заорала в трубку: «Ура, ура, ура, я везу Гран-при!» А он ей отвечает: «Маруся, чего орешь как зарезанная? Слышу, Гран-при… А где же первое место?!» Это был 1971 год… А в 1978-м Маша выступала в Каннах во Франции и получила главный приз «Нефритовую пластинку». А в 1982 году я ее свез в Песочное, потому что у нее обнаружили рак, и ее спасли, вовремя сделали операцию. Я тогда просидел, не отходя, неделю возле ее кровати…
- В 70-х Мария Пахоменко стала не просто популярнейшей и любимейшей певицей, легко собирающей дворцы спорта… А как к ней относились власти?
- Ее все любили. А она оставалась такой скромной… Мы выезжали на Белое море, на Баренцево море, мы выступали на Усть-Илимской, на Братской, на Ангарской, на Красноярской и два раза на Саяно-Шушенской ГЭС – везде был невероятно теплый прием. Она выступала даже на XXV съезде партии, где присутствовал весь коммунистический мир – Брежнев, Фидель Кастро, Густав Гусак и прочие. Мария Пахоменко вышла на сцену и покорила Кремль. Там, кстати, была смешная история с трубачом Витей Игнатьевым, который любил выпить, но здорово свистел на трубе – его не пустили на эту сцену, хотя он был абсолютно трезв - потому что у него был инструмент направленного звучания! Флейта «смотрела» в сторону, гитара – тоже, это, пожалуйста, но трубу направить в зал на съезде партии было никак нельзя! Чины из КГБ сказали: «А ты, мальчик, постой вот здесь!» А после выступления министр культуры нес Маше чемодан до гримерки…
Боже мой, разве все вспомнишь…
- Вы ведь автомобилист с полувекомым стажем… А сейчас за рулем?
- Держусь, езжу.
- Помню, в советские годы у вас была шикарная по тем временам черная «Волга»...
- А как же! Сейчас уже получше машина - «Мерседес». Но дело не в этом. Дело в том, что произошла ужасная и кошмарная история с композитором Колкером, который ничем не запятнал себя, который летал в Комсомольск-на-Амуре с Юрием Гагариным, когда Хрущев наградил этот героический город орденом Ленина… С Колкером, который выступал в Чехословакии, в Пардубице, на Дне авиации, вышел на сцену, сел к роялю и напел свою песню из «Хроники пикирующего бомбардировщика» («Туман, туман…»), после чего на сцену поднялся трижды Герой Советского Союза Иван Кожедуб, увешенный орденами, примерно как Гагарин, от шеи до колен, и сказал мне: «Саня, ты написал правдивую песню, которая нравится моим военным друзьям, летчикам», снял со своей груди Орден Красной звезды и наградил меня… Вот такая моя жизнь… Я прожил ее для своей семьи и для государства, а когда со мной случилась беда и горе, то меня никто не услышал. Когда их моей квартиры «вдруг» пропали ноты, клавиры, партитуры моих лучших произведений, я написал во все инстанции, в ответ мои письма спускали все ниже и ниже, пока не пришел участковый, заявившей, что пропавшие документы не имеют ценности…
Но вот буквально вчера звонит мне Киевский театр и умоляет прислать партитуру «Труффальдино из Бергамо» (музыку к спектаклю «Труффальдино» Колкер написал в середине 70-х, эта музыкальная комедия была экранизирована, с Константином Райкиным и Натальей Гундаревой, и теперь идет в нескольких российских театрах, в мае 2013 была поставлена в Томске, в Северском музыкальном театре. – Прим. Авт.). В Украине ставят спектакль, а у меня нет авторской партитуты – все бесследно пропало из моего дома… «Кто-то» открыл дверь, не сломав, и вынес не драгоценности, не вещи, а мои ноты, прекрасно зная, что это для меня самое дорогое…
- Вы ведь написали свои лучшие песни и лучшие спектакли вместе с постоянным соавтором, поэтом Кимом Рыжовым, которого тоже уже нет в живых…
- Ким ушел из жизни 14 лет назад, тяжело болел, ему отняли ногу до основания… У меня в жизни было два родных человека: Машенька Пахоменко и Кимуша Рыжов. С Кимушей я все написал. Это был человек невероятного жизнелюбия и такого же юмора, неунывающий, он мне говорил: «Саня, а вот попробуй подойти к пивному ларьку и взять без очереди кружку пива? А я на лыжах (свои костыли он называл лыжами) подойду, и все расступаются. И мне наливают!»
А какой талант написать такие строчки: «Остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер» к песне «Карелия». Все мои мюзиклы написаны с ним, и фильм «Хроника пикирующего бомбардировщика»… Да все с ним! Он жил на восьмом этаже, а я на пятом, мы вместе кончали ЛЭТИ, попали в 303-й НИИ, почтовый ящик 128, и имели допуск к самой секретной работе.
Но тогда уже думали больше о песнях, о музыке и стихах, чем о работе. У меня стоял паяльник с канифолью, а у Кимуши, он рядом сидел на верстаке, был огромный шуруп. Когда входил завлаб в лабораторию, я совал паяльник так, что все дымилось, а Кимуша свой шуруп поворачивал отверткой в разные стороны – казалось, что мы работаем, а государству казалось, что нам платят, мы получали по 90 рублей в месяц. Такая жизнь, даже не жизнь, а песня…
- Александр Наумович, семейный конфликт не рассорил вас с вашей любимицей, Машей Пахоменко-младшей? Внучка не забудет поздравить дедушку с юбилеем?
- Маша вышла замуж, муж ленинградец, зовут его Александр. Внучка приезжает к дедуле, получает финансовую поддержку. На днях позвонила и сказала, что 28 июля не успевает, но через неделю приедет, поздравит. Живет в Тель-Авиве с мужем, говорит, что с мужем работает в оборонной промышленности Израиле, что-то связанное с компьютерами. Они строят свои планы, чтобы ехать на ПМЖ в Австралию, в Америку не хотят, в Европу тоже. Но я думаю, это еще тысячу раз поменяется, потому что ей 24 года, она красотка, с короткой стрижкой, она умница и все понимает, а я для нее по-прежнему «дедуля».
